На авторство фика не претендую

Райто сидел, обхватив колени руками, сильно зажмурившись – до тумана красной боли, вливающейся в зрачки, задержав дыхание – до гулкого стука в ушах.
- Ты чудовище, - шептал он, чуть раскачиваясь из стороны в сторону.
- Ты произвел меня на свет; ты, ты позволил этому начаться, - отдавались у него в голове его же – его ли?! – слова. Они барабанили по черепу изнутри, вырывались наружу через глаза – темный взгляд из-под упавших на лоб прядей.

- Я ненавижу тебя, - губы Райто подрагивали.
- Теперь это не имеет никакого значения, - безумный смех доносился из глубин его тела и, выходя наружу, принимал форму тихого издевательского смешка.

Его тело самопроизвольно встало, прошло вниз по лестнице.
- Спокойной ночи, мам, - произнесли губы.
- Все в порядке, милый? – мама заботливо улыбнулась, - ты выглядишь уставшим…
- Нет… - Райто успел произнести лишь это, потом осознал, что бормочет что-то насчет больших нагрузок. – Я завтра уйду пораньше.
Его тело двинулось наверх, в душ. Его тело разделось и встало перед зеркалом. Его глаза взглянули в глаза отражению, и Райто содрогнулся от отвращения, натолкнувшись на этот взгляд, полный сдержанной одержимости.
- Как здорово, - детская жестокая радость изнутри, - это все – мое.
- Черта с два, - мысленно прохрипел Райто и попробовал шевельнуть рукой. Слабо дернулся мизинец – миллиметра на два в сторону. Ничто не выводило его из себя так, как это минимальное повиновение. Он был уверен, что это Тот, сидящий внутри него, специально позволяет ему маленькую долю власти над телом. В качестве издевательства.
Его тело встало под душ. Долго и с удовольствием мылось. Вышло из душа и, мокрое, вновь встало перед зеркалом. Райто со стыдом и яростью смотрел, как его руки против его воли движутся по его торсу и бедрам. Так беспомощно и дико было осознавать, что над ним имеют власть даже в самом интимном, в самом личном и закрытом.
Позже, когда его руки раскрыли Тетрадь смерти, когда Рюук темным пятном навис над плечом, Райто позволил себе немного воспоминаний, проникнутых чувством сожаления и столь частого за последние месяцы бессилия.

Этот мир погряз во зле… Райто в то время был подвержен постоянным приступам меланхолии. Она бы прошла, не оставив после себя никаких следов, как проходят другие явления юношеского максимализма. Если бы…не тетрадь смерти.
Райто попытался вспомнить, когда же он выпустил на свободу скрывавшееся в нем чудовище.
Первый преступник умер по вине Райто – он помнил это совершенно точно, как и свой шок после этого: он убил человека! Пусть злодея, но человека, который не был предупрежден, не мог защититься или воспротивиться… Он отчетливо представил себе каждое мгновение своей паники. В какой-то момент в сознание проникла серенькая бесцветная мысль: «А может, я прав?» Райто с облегчением схватился за нее.
Когда он вновь раскрыл тетрадь, он подумал: «Я ли это? Ягами, лучший ученик Японии, соблюдающий и чтущий Закон?» И вновь пришла тусклая вялая мыслишка: «Ну кто же еще?». Таких мыслей становилось все больше и больше; Райто сваливал все на переходный возраст, на учебу, позволял себе расслабиться. До того момента, пока не стало слишком поздно…
В тот вечер Райто собрался пойти спать пораньше. Он уже помылся, уже зевнул и натянул пижаму, как вдруг почувствовал себя сидящим за компьютером с Тетрадью смерти в руках.
- Бред какой-то, - буркнул Райто и собрался отложить тетрадь, когда понял, что ни одна часть его тела ему не повинуется. Распахнутыми от ужаса глазами он наблюдал, как его пальцы нежно обхватывают ручку и записывают имена в тетрадь. Он мысленно закричал.– Что происходит?!
Райто думал, что эта гнетущая тишина, этот серый мрак внутри него – самое страшное. Но когда из этого мрака мнимого спокойствия и самооправдания начало формироваться что-то новое, живое, сверлящее Райто взглядом злых безумных глаз, он понял, как ошибался. Райто метался в панике внутри своего сознания, куда деваться от этого жестокого взора, но замер, услышав свой собственный голос.
- Если тебя интересует физиологическая сторона вопроса, то, может быть, тебя утешит мысль, что все импульсы, поступающие из коры больших полушарий, будут отныне блокироваться. Информацию из внешнего мира может получать спокойно – чувствительные и вставочные нейроны я не трогаю… но двигательные – все мои. – Райто ощутил холод от этих слов, сказанным его же тоном, когда он выступал в классе.
- Кто ты? – Райто мысленно пытался получить контроль хоть над одним пальцем, но тут же был сокрушен страшной болью, повергнувшей его в почти бессознательное состояние. Он успел заметить красноватый проблеск в глазах и услышать торжествующее:
- Они назовут меня Кирой… Богом.

Иногда в награду за хорошее поведение Райто позволялось выбирать себе джем на бутерброд, самому мыться и разговаривать с семьей. В один из таких разов Райто попытался полоснуть себе по венам ножом, но Кира перехватил это движение, и Райто получил деревянной рукояткой в пах.

- Разумеется, не думай, что пользовавшийся тетрадью смерти будет допущен в рай или ад. – Рюук смотрел ему в глаза. Кира за своим самодовольством не замечал, что взгляд Рюука относится не к нему. Райто из глубины с немой мольбой вглядывался в алые глаза синигами. Он с тихим покорным удивлением обнаружил в них насмешливое сочувствие. «С тобой будет другой разговор». – Остальное узнаешь, когда умрешь.
Райто впервые ощутил слабую надежду.

Он жил внутри себя, не имея права самостоятельно жить, любить, проявлять свои чувства. Каждое убийство отзывалось в нем болью и раскаянием в тех первых убийствах, в своей слабости, в том, что не сжег эту тетрадь, в том, что вообще подобрал ее. Кира умело вставлял доброту и сочувствие Райто в свой взгляд, и люди шли к нему, полные доверия.
Он наблюдал, как сотни людей сходят в могилу, как стареет его отец, как он изнурен огромной нагрузкой. Он ловил на себе взгляд Рюузаки и понимал, что тот, как и синигами, видит его насквозь, и медлит, не желая навредить ему, Райто. Он чувствовал любовь Миссы и не мог ответить, не мог сказать ей ни о чем. И когда Рюузаки умер, для Райто настала самая длинная в его жизни ночь, полная кошмаров для него – и полного покоя и радости для Киры.
Когда появился Ниа, Райто позволил себе слабую тень надежды.
Когда Кира решил прибегнуть к Миками, это надежда окрепла. Это было вызвано тем, что с ним одним – Райто всячески скрывал этот факт – Кира не полностью владел его телом…

Миками Теру. Теру, Миками.
Не правда ли, его имя похоже на дождь? Ми-ка-ми – звонкий стук капель по крыше; «Ми-ка-ми» - серебряные колокольчики, качающиеся от ветра.
Те-ру – гром в отдалении.
- Теру, Теру, - гроза его вторая сущность, - Теру!
Вспышка молнии. Грохот и шум. И тишина, нарушаемая лишь шепотом воды.

О, если бы кто-то знал, что скрывается под личиной серьезного и печального прокурора! Личина дождя, личина задумчивости и грусти, собранности, аккуратности, педантичности… Миками и сам в нее верит – до определенного момента.
Заглянуть в его душу – все равно что открыть окно грозе. Ты распахиваешь стеклянную дверь на балкон, Миками, и она жалобно звенит твое имя. Ты видишь сильный дождь, мелкая водяная пыль касается тебя. Эта дверь – как твои очки. Если их снять с тебя, ты слегка прищуришься, станут видны грозовые тучи, неясная тоска, каплями стекающая в твой взгляд и проникающая вглубь того, на кого ты смотришь. Знаешь, а ведь и Райто тоже становилось тоскливо, когда он смотрел тебе в глаза…
Ты стоишь на балконе, Миками, твой взгляд устремлен в скопление темных грозовых туч, ты словно видишь зреющее там напряжение. Ты сам подобен этим тучам, стоит лишь скользнуть по линии твоего взора – сквозь черноту зрачков. Душа Миками прячет молнии и гром, которых устрашилась бы сама земля, если бы Миками не скрывал их за завесой длинных ресниц, за выражением вечной усталости и печали, под защитой стекол.
Нет, Миками, ты вовсе не плохой человек, ты не виноват в том, что произошло. Ты искренне верил в то, что не должно быть зла, что люди рождены для помощи и служения друг другу. Ты думал, что если зло появилось, то оно должно быть наказано.
Ты совершил лишь одну ошибку. Ты был слишком нетерпелив.
Эта ошибка, совершенная Миками, стоила жизни очень многим людям, но Миками не одинок в своем заблуждении. Люди часто думают, что зло должно быть наказано, но редко пытаются начать со зла, кроющегося в них. «Зло должно быть наказано» – и Инквизиция уничтожает сотни неповинных (а пусть даже и виновных) людей, приговаривая:
- Бог на небе узнает своих.
Зло должно быть наказано. И люди берут в свои руки управление этим наказанием, видя зло во всем, что им неугодно, бездумно карая всех, кто им неугоден.
Зло должно быть наказано. И Миками не осознавал, что не его дело – наказывать провинившихся. Это всего лишь человеческий суд.
Миками всю свою жизнь видел, как процветает зло и терпит поражение добро; как самые достойные погибают или заканчивают жизнь в изгнании, а самые отвратительные поднимаются вверх и правят. С самых детских лет в человеке высмеивается и уничтожается все хорошее: школьные друзья издеваются, если ты помогаешь младшим, товарищи-студенты глумятся, застав тебя за вежливым разговором с пожилым человеком. Когда бьют слабых, когда ржут над застенчивыми, когда ломают гордость и честь – ты должен улыбаться, да, Миками? Нет, Миками! И Миками пытался бороться с этим, раз за разом получая, и чем дальше, тем больнее.
Прокурор в данном случае – самая удачная профессия, но Миками, имеющий привычку никогда не быть довольным собой, видел лишь то, что он не способен искоренить все зло. Пострадавшие иногда были омерзительнее преступников. Ни в одном человеке нет той доброты и сопротивления злу, которых он так искал…

Появление Киры Миками воспринял как сигнал того, что земля дождалась справедливости. Чуть позже пришло желание служить ему.

- Мир несправедлив, - это были первые слова, которые Миками услышал от Райто. Прибыв в назначенное место и трепеща от страха и возбуждения, Теру поднялся по лестнице. Все накопившееся в нем требовало выхода, он шел, и на языке у него крутилась тысяча вопросов к таинственному Кире. Кира долго проверял его, обращаясь к нему свысока и с легким, едва уловимым оттенком презрения, но в достаточной мере вежливо – как разговаривают люди, у которых нет причины доказывать свое превосходство, которые по праву свыше являются повелителями. И вот сейчас, здесь, Миками увидит этого человека, владеющего способом вершить справедливость. Теру нервно сжимал и разжимал кулаки, преодолевая последнюю ступень. Дверь номера была распахнута настежь, но внутри никого не было, мерцающий свет монитора придавал предметам немного потусторонний вид, и Миками в нерешительности замер у порога, глядя на часы. Все так, как было запланировано. Ровно три часа ночи. Он в последний раз вздохнул, сделал шаг вперед и услышал эти слова, сказанные глубоким и немного усталым голосом, - так ужасающе несправедлив…
Миками промолчал, оглядываясь, но никого не увидел. Дверь скрипнула и закрылась с легким щелчком. Он уже начинал ощутимо нервничать, когда…
Тонкие красивые черты лица, подсвеченные мертвенным голубоватым светом, льющимся от ноутбука. Глубокие яркие глаза. Райто улыбался, глядя на пришедшего. Миками вскрикнул.
- Здравствуй, Миками Теру. – и он включил лампу. Все стало на свои места – кожа перестала быть голубой, глаза приобрели янтарный теплый оттенок. Миками сглотнул и невольно расправил плечи.

С каждой минутой Миками испытывал все большее сомнение в этом человеке. В нем существовало две противоположные точки: холод и тепло, расчет и доброта, жестокая проницательность и детская наивность. Первый требовал преклонения. Второй нуждался в помощи. Первый был жестоким, злым, острым… прекрасным и справедливым, как…
- Бог, - Миками падал на колени, и тот, холодный, снисходительно улыбался – чуть поднимался вверх уголок губы, презрительно сощуривались глаза. Но откуда-то из глубины Миками ощущал полный мольбы взгляд. Этот взгляд смущал его, Миками съеживался, как побитая собака, и день за днем выполнял приказы своего Бога.
«Он прекрасен и справедлив» – думал Миками и отгонял воспоминания о неясных проблесках тепла, - таких неуместных и ненужных.
Это дело справедливости.
Оно не терпит милосердия.
Миками был готов целовать его ноги, Миками готов был отдать ему всего себя. Но Богу не нужен был весь Миками, ему нужны были лишь его руки и голова, общественное положение, вера и фанатизм.

Но все же в один из вечеров Миками увидел своего Бога немного иным.
- Мой Бог не в настроении? – тихо спросил Миками, низко поклонившись.
- Да, Миками, - Бог ровно сидел в кресле. Прошло много времени с того, как они в последний раз виделись. Миками понимал, ради чего это. У Бога были свои недоброжелатели – они поплатятся за свое неверие, – у меня небольшие проблемы.
- Смею ли я спросить…
- Нет. Ты смеешь выслушать и сделать то, что я скажу, - Миками знал этот тон. Бог говорил так, когда был в ярости. Обычно он вел себя безупречно вежливо и официально.
Они обсуждали дела. Миками был полон сдерживаемого восторга – он посвящен в планы своего Бога.
Неожиданно он понял, что так смущало его в этот вечер.
Выражение дикой, гнетущей тоски в глазах его Бога; Миками был готов поспорить, что эта тоска не принадлежала его прекрасному, справедливому Кире.
- Мой Бог больше ничего не желает? – опустив голову, Миками стоял у дверей, собираясь уходить.
- Твой Бог желает отдохнуть, - раздраженно проговорил Кира. Его голос не вязался с тихой грустью влажных карих глаз.
Миками медленно прошел обратно в номер, содрогаясь от этого богохульства. Бог молчал, наблюдая за ним – смесь противоположных чувств и устремлений.
Кира был зол, но ему были интересны действия Миками.
Райто показалось, что пошел мягкий прохладный дождь, успокаивающий его воспаленное сознание.
Миками встал за спинку кресла, в котором сидел его Бог. Это привело его в состояние восторга, почти экстаза. Он почувствовал, как от лицезрения чуть растрепавшихся волос Бога в нем просыпается вожделение, и испытал страх от этой мысли.
Бог медленно наклонил голову назад и взглянул в глаза Миками. Кира хищно вдохнул. Райто печально улыбнулся.
Руки Бога потянулись к Миками, и тот послушно опустился чуть ниже, облокотившись о спинку кресла. Пальцы зло вцепились в его плечи и дернули на себя; Миками ударился грудью о кресло и судорожно вздохнул. Кира наблюдал за ним, жестоко улыбаясь.
- Ты хочешь послужить своему Богу? – обманчиво мягкий голос.
- Да, мой Бог, - Миками был послушен и верен.
Кира показал взглядом на место перед креслом, и Миками чуть похолодел, но послушно сел на колени, глядя снизу вверх в глаза Бога и испытывая болезненное возбуждение. Он, разумеется, понимал, что от него требуется… Но мольба в глубине карих глаз мешает ему повиноваться.
- Ты хочешь меня разочаровать? – Миками вскрикивает от этого предположения и неуверенно пододвигается ближе.
«Что ты делаешь с ним?!» – Райто обращается к мрачно смеющемуся Кире.
«Пытаюсь заставить его доставить удовольствие нашему телу».
«Я не желаю этого удовольствия!» – Райто захлебывается криком.
«Твое тело считает иначе… Замолчи». – В доказательство своих слов Кира быстро расстегивает штаны, и Миками покорно опускает голову на бедро Бога и с трепетом целует нежную кожу.
Райто ненавидит себя за это. Его член медленно приподнимается. Кира беззвучно смеется, хватает Миками за волосы и заставляет его взять в рот. Миками немного ошарашен нетерпением, ему немного обидно, что Бог не дал доставить себе удовольствие, но он продолжает, помогая себе пальцами.
Бог безмолвно наблюдает за ним. Бог рывками всаживается в его горло. Миками немного неудобно, капельку больно, но больше всего странно. Однако все это тонет перед чувством восхищения перед Ним.
Растрепавшиеся волосы, закушенная губа, упругий горячий член в его рту.
Неожиданно он перестает двигаться в Миками, и тот с недоумением приподнимает голову и наталкивается на грустный теплый взгляд.
«Как…» – Кира вне себя от ярости, но он не может заставить тело Райто выполнять свои приказы. Райто понимает, что это ненадолго, что его потом постигнет суровое наказание… Он ласково гладит Миками по щеке и чувствует, как слезы обжигают ему глаза.
Миками смущен и испуган; он видит эту перемену и быстро отползает назад, не зная, чего ожидать – Бог бывал иногда очень резок и больно наказывал его.
- Миками… - и Теру вздрагивает от этого голоса – жалобного, слабого; его хозяин закрывает глаза ладонями и тихо плачет, чуть наклонившись вперед.
Теру молчит; Теру не знает, что ему делать. Он понимает лишь то, что знакомая часть его Бога на время куда-то ушла, и перед ним сидит беспомощный плачущий человек… почти мальчишка.
Теру подходит ближе и обнимает его, мягко вынимая из кресла, сажает рядом с собой на пол. Тот продолжает рыдать, и Миками обнимает его за плечи.
Райто громко всхлипывает и убирает ладони от лица. Миками становятся видны покрасневшие глаза, дорожки слез, чуть дрожащие губы. Он касается этих губ своими – немного распухшими, еще горячими.
Нет, Миками совсем не знает этого человека… Он узнает его, ласково раздевая – как ребенка, покрывая сдержанными мужскими поцелуями его дрожащее тело. Он узнает его, осторожно придерживая его за бедра, глядя в его широко распахнутые глаза. Медленно входя в него. Аккуратно двигаясь – не правда ли, Миками, ты все делаешь очень аккуратно?
За окном идет дождь, Райто стремится насладиться свободой своих движений, пока не пришел Кира, пока не заставил его делать то, что он хочет. Райто отвечает Миками, двигается ему навстречу, чувствуя, как дождь превращается в грозу: движения Теру становятся более сильными (дождь с силой забарабанил по стеклу), он утрачивает всю свою педантичность и сдержанность, превращается в нечто неукротимое и дикое. Райто постанывает, вскрикивает – это слишком резко, слишком быстро для него. На краю сознания Кира скрежещет зубами от злобы.
Когда Райто в последний раз хватается за плечи Миками, когда Миками в последний раз до боли сжимает Райто, когда оба они теряются среди жаркого сумасшедшего пространства, над гостиницей сверкает молния. Райто видит лицо Миками – одержимое, фанатичное. Миками вглядывается в прекрасное лицо своего Бога.
А дождь все не кончается…

Райто брел, зажав истекающую кровью руку. Город был освещен золотым закатом; тени медленно удлинялись. Райто был почти счастлив… Кира был пойман, Киры был уничтожен, и беловолосый странный мальчик отпустил его. Райто знал, что скоро умрет – такая кровопотеря не давала ему шансов. Он подумал о Миками. Тот увидел смерть Киры.
- Все-таки тебе был нужен только он…
И Райто медленно усмехнулся. Он увидел Рюука, сидящего на обзорной площадке.
Старая дверь… лестница впереди. Райто присел на нее, чувствуя бесконечную усталость и сожаление.
«…не будет допущен в рай или ад».

И когда его искалеченное тело осталось далеко внизу, Райто понял, что ничто не может быть более жестоким, чем люди, придумывающие богов. Что Бог только один, и он простил его, Райто, искупившего своими страданиями минутную слабость. Он вспомнил, как позволил себе одну-единственную смертельную мысль: «А может, я прав?»…
Рюук оскалил зубы.
В ту ночь на небе зажглась еще одна звезда – возле узкого белого месяца, так похожего на глаз Рюузаки.